Как нам сообщили в «Вече», в декабре 2019 полностью ушёл со склада тираж нашей книги: Ермаков С.Э., Гаврилов Д.А. Скрытое бытие русских сказок. М.: Вече, 2019. 228 с. ISBN 978-5-4484-1277-6. Считанные экземпляры этой на редкость популярного к удивлению самих авторов издания ещё можно приобрести в сетевом магазине «Лабиринт».
Казалось бы, о сказках сказано уже всё или почти всё. Но что такое сказка? Сказки разных народов часто похожи друг на друга, и часто в них стремятся видеть древние мифы, но такой подход не вполне верен. Сказка — не только занимательная и даже поучительная история, это часть единого культурно-смыслового пространства, основанного на архаическом миропонимании. Какие его глубины позволяет раскрыть сказка?

Представлены конспекты ответов  деятелей современного язычества: участников Союза Славянских Общин Славянской Родной Веры, Круга Языческой Традиции, а также соучредителей Вечевого центра на избранные вопросы, заданные им под видеозапись в рамках социологического проекта «Изм. Философия духа», реализованного «Центром изучения и развития межкультурных отношений» в 2015–2018 гг.

Издание предназначено для культурологов, специалистов в области социальной психологии и философии религии, заинтересованных в изучении и осмыслении феномена языческого возрождения с научной точки зрения. (Тираж печатного издания 500 экз.). Скачать.

Ермаков С.Э., Гаврилов Д.А. Символы в традициях восточных славян. М.: Вече, 2018. 320 с. ISBN 978-5-4484-0182-4

Гаврилов Д.А., Пивоваров С.А. Олег Вещий — Орвар-Одд. Путь восхождения. М.: Вече, 2018, 288 с. ISBN 978-5-4444-6669-8

Гаврилов Д.А., Ермаков С.Э. Небесная мифология славян. Круг времён. М.: Вече, 2018. 288 с. ISBN 978-5-4444-5720-7

Ермаков С.Э., Гаврилов Д.А. Священный Центр в традиции славян. М.: Вече, 2016. 336 с. ISBN 978-5-4444-5028-4

Гаврилов Д.А., Ермаков С.Э. Древние боги славян. М.: Вече, 2016. 320 с. ISBN 978-5-4444-5021-5

Гаврилов Д.А., Ермаков С.Э. Древние боги славян. М.: Вече, 2014. 320 с. ISBN 978-5-4444-2245-8

Гаврилов Д.А., Гаврилова А.С. Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь. (Исторические романы).  М.: Яуза : Эксмо, 2013.  736 c. ISBN 978-5-699-64805-4

Гаврилов Д.А., Гаврилова А.С. Смерть за смерть. Кара грозных богов. (Исторический роман). М.: Яуза : Эксмо, 2012. 384 с.  2012.  ISBN:978-5-699-57882-5

Гаврилов Д.А., Гаврилова А.С. Кровь на мечах. Нас рассудят боги. (Исторический роман). М.: Яуза : Эксмо, 2012.  416 с. ISBN 978-5-699-55492-8

Ермаков C.Э., Гаврилов Д.А. Священное опьянение. Языческие таинства Хмеля. М.: Яуза : Эксмо, 2012. 288 с. ISBN 978-5-699-54264-2

Гаврилов Д.А., Ермаков С.Э. Древние боги славян. М.: Вече, 2011. 320 с. ISBN 978-5-9533-5364-9

Гаврилов Д.А., Ермаков С.Э. Были и Небыли сказки. Очерки о необычном, обыденном и искусстве перехода между ними. М.: Ганга, 2011. 288 с. ISBN 978-5-98882-135-9

Ермаков C.Э., Гаврилов Д.А. Ключи к исконному мировоззрению славян. Архетипы мифологического мышления. М.: Ганга, 2010. 256 с. ISBN 978-5-98882-102-1

Гаврилов Д.А. Трюкач, Лицедей, Игрок. Образ Трикстера в евроазиатском фольклоре. М.: Ганга, ИЦ «Слава!», 2009. 288 с. ISBN 978-5-98882-096-3

Ермаков C.Э., Гаврилов Д.А. Опора Мироздания. Мировое Древо и Скала Времён в традиционной культуре. М.: Ганга, 2009. 288 с. ISBN 978-5-98882-085-7

Ермаков C.Э., Гаврилов Д.А. Напиток жизни и смерти. Мистерия Мёда и Хмеля. М.: Ганга, 2009. 288 с. ISBN 978-5-98882-081-9

Ермаков C.Э., Гаврилов Д.А. Время богов и время людей. Основы славянского языческого календаря. М.: Ганга, 2009. 288 с. ISBN 978-5-98882-088-8

Гаврилов Д.А., Ермаков С.Э. Боги славянского и русского язычества. Общие представления. М.: Ганга, 2009. 288 с. ISBN 978-5-98882-074-1

Русское языческое мировоззрение: пространство смыслов. Опыт словаря с пояснениями / сост. Гаврилов Д.А., Ермаков С.Э. М.: Ладога-100, 2008. 198 с. ISBN 978-5-94494-056-8

Гаврилов. Д.А. НордХейм. Курс сравнительной мифологии древних германцев и славян. М.: «Социально-политическая мысль», 2006. 272 с. ISBN 5-902168-81-3

Гаврилов. Д.А. Трикстер. Лицедей в евроазиатском фольклоре. М.: «Социально-политическая мысль», каф. истории соц.-полит. учений. филос. фак. МГУ им. М.В.Ломоносова, 2006. 240 с. ISBN 5-902168-72-4

Гаврилов Д.А., Егоров В.А. Наследие Арконы. М.: АСТ, 2005. 384 с. ISBN 5-17-027292-8

Гаврилов Д.А., Наговицын А.Е. Боги славян. Язычество. Традиция.* М.: Рефл-Бук, 2002. 374 с. ISBN 5-87983-054-3

_________________________________________

 Скрытое бытие русских сказок. Казалось бы, о сказках сказано уже всё или почти всё. Но что такое сказка? Сказки разных народов часто похожи друг на друга, и часто в них стремятся видеть древние мифы, но такой подход не вполне верен. Сказка — не только занимательная и даже поучительная история, это часть единого культурно-смыслового пространства, основанного на архаическом миропонимании. Какие его глубины позволяет раскрыть сказка?

 Символы в традициях восточных славян. Как разобраться в сложном переплетении ассоциативных образов, которые рождаются, пожалуй, у всякого человека, начинающего интересоваться традиционной культурой славян? Речь, одежда, жилище, великое множество утилитарных вещей самого разного назначения — все они покрыты знаками, предназначением которых было выражать определённую идею, служить символами, но одновременно и любая вещь, и любое слово тоже являются знаками. Архаичное мировосприятие славян, как и других народов, основано на мифологическом мышлении и не может не быть образно-символическим. Есть ли способы разобраться в логике древних символов и проследить возможные вариации их смыслов и изменение таковых на протяжении времени? Авторы предлагают свои ответы на эти вопросы, рассматривая символ в контексте мифологической картины мира.

Олег Вещий — Орвар-Одд. Путь восхождения.  Великий князь Олег Вещий — одна из ключевых фигур ранней истории Древней Руси и одновременно одна из самых загадочных. Многие историки сходятся во мнении, что Олег тождественен популярнейшему герою скандинавских саг — Орвар-Одду, известному также как Одд Стрела. Авторы книги,  Дмитрий Гаврилов и Сергей Пивоваров, внимательно изучая отечественные и зарубежные источники, пытаются разобраться в значительном количестве нестыковок и загадок, что в изобилии присутствуют в этих документах, приходя порою к выводам вполне логичным, но не всегда идущим «в русле» устоявших взглядов на прошлое.

Небесная мифология славян. Круг времён. Календарные представления древних славян, существовавшие в языческой культуре, даже в эпоху христианизации существенно повлияли на формирование календарных систем славянских народов. Современные исследователи используют для восстановления древнеславянского календаря сведения из средневековых письменных источников, археологические находки, народный календарь примет, а также аналогии с календарными системами других народов. В предлагаемой книге делается попытка обобщения образа времени в мифологии, представлены сведения из истории календаря, а также рассказывается об астрономических представлениях славян и их соседей в Западной и Восточной Европе. Важное место уделено реконструкции фрагментов астрономических и календарных мифов. (от авторов: «Исследование в реальности посвящено представлениям народов Северной Традиции — славян, германцев, балтов, кельтов — о звёздном небе, то есть книга об археоастрономии и влиянии светил на мифологию и календарность древних с охотницких времён. Как все, наверное, понимают, наши предки в своих гиперборейских землях видели несколько иное небо, чем средиземноморские народы, иначе воспринимали созвездия, и имели собственные мифологические воззрения на этот счёт. И, конечно, это книга о том, как различаются между собой Время священное и время бытовое в Традиции индоевропейцев»).

Священный Центр в традиции славян. Из аннотации издателя: «Центром Мира у многих народов, в том числе и у древних славян, были Мировое Древо или Мировая Гора. Они являлись центральной осью всего мироздания, в том числе и земли, и соединяли Мир людей с Миром богов и Подземным миром. Крона Дерева или вершина Горы достигали Мира богов на небесах, корни Древа или основание Горы уходят в глубь земли и соединяют Мир богов и Мир людей с Подземным миром, или Миром мёртвых. Таким образом, Древо Мира или Мировая Гора были основополагающими понятиями у славян и многих древних народов. Гора и Древо являлись ещё и лестницей, дорогой в любой из трех Миров. Авторы предлагаемой книги, на основе богатого фольклорного и исторического материала, реконструируют великий миф о Центре Мира у славян и их ближайших соседей».

Древние боги славян.  Эта книга освящена исследованию и реконструкции представлений славян о мире и Вселенной. Авторы убеждены, что заложенные на заре истории славян особенности мировосприятия продолжают в той или иной степени оставаться актуальными и сегодня. Понимание архаичных пластов традиционной культуры только и позволяет осмыслить ее во всей полноте и разнообразии, проследить пути взаимодействия народов. Помимо фольклорного материала в книге широко использованы разнообразные данные из области истории и сравнительно-исторической мифологии народов индоевропейской культурно-языковой общности. Отдельное внимание авторы уделяют пересечению христианских и языческих представлений, сложившихся в ходе христианизации племени русь и славян в последующий период двоеверия. (Издания 2011, 2014 и 2016 гг. по содержанию ничем не отличаются. Авторам не была предоставлена возможность исправить и дополнить их прежние воззрения на некоторый счёт).

Смерть за смерть. Кара грозных богов. (Исторический роман). Если смертный упорно и настойчиво, не щадя живота своего, шаг за шагом продвигается к заветной цели, бессмертные боги наградят его доброй Удачей. Если деяния человека противны божьему промыслу и обычаю предков, Удача оставит. И горе тому, кто лишился её! Уж двадцать лет минуло с тех пор, как пришли из-за моря на Ладогу да в Приильменье варяги во главе с Рюриком. Но истончилась его жизненная нить, оборвалась. Народу нужен новый герой! На самый край новгородских земель за сыном Рюриковым отправляются бесстрашные воины, чтобы призвать молодого князя продолжить великое дело отца. Многие опасности подстерегают дружинников на пути, не раз прольют они свою и чужую кровь… Будут ли в помощь им христианское смирение и языческая ярь? Суждено ли наследнику Рюрика быть справедливым владыкой? Достоин ли он стать новым правителем Славии? Даруют ли ему Высшие Силы добрую Удачу!? Наша книга об этом. (Авторская аннотация, существенно отличающаяся от издательской).

Кровь на мечах. Нас рассудят боги. (Исторический роман). Действие романа охватывает период 860-880-х гг. и разворачивается в Приильменье, древнем Киеве, у стен самого Царьграда.  Роман основан на малоизвестном историческом факте первого крещения днепровской руси – князя Аскольда и части его окружения – в 867 г. прибывшим в Киев посольством ромейского патриарха Фотия и базилевса Михаила III. Это событие зафиксировано в Никоновской (Патриаршей) летописи и у византийских авторов IX-X вв. Для кого-то крещение – надежда на новую духовную жизнь, для кого-то – лишь путь к личной выгоде. На столкновение языческих и христианских воззрений авторы смотрят сквозь призму непростых взаимоотношений главных героев повествования, сначала – отроков, а затем – дружинников, Розмича и Добродея.  (Авторская аннотация, существенно отличающаяся от издательской).

Священное опьянение. Языческие таинства Хмеля. «Руси веселье пити. Не можем без того быти!» — если верить легендам, именно этот довод предопределил выбор князя Владимира в пользу христианства, которое в отличие от ислама не запрещало употребление хмельных напитков. Однако стоит ли сводить поворотный момент русской судьбы к историческому анекдоту? Ведь в славянской традиции священное опьянение не имело ничего общего с бытовым пьянством — это был сакральный ритуал, священнодействие, допустимое лишь в праздники и на поминках, но жестко ограниченное в обыденной жизни. Будучи даром богов — сродни небесному огню, живой и мертвой воде русских сказок, — «царь яр-буен Хмель» возвышал человека вровень с Бессмертными, приобщал к высшим истинам, открывал врата в иной мир, дабы узреть сокровенное и запретное. Не случайно Церковь осуждала «бражничество» («Пьяницы да не наследуют Царства Небесного»), подозревая в нем не просто способ «напиться и забыться», а жертвоприношение исконным богам… Прослеживая корни этого обряда от древних арьев, эллинов и скифов до германцев и славян, новая книга ведущих исследователей Языческой Руси не только реконструирует один из ключевых русских мифов, но и восстанавливает ритуалы священного опьянения и подлинные рецепты хмельных напитков наших предков.

Были и Небыли сказки. Очерки о необычном, обыденном и искусстве перехода между ними. Если вы полагаете, что книги-исследования непременно должны быть написаны занудным языком, за которым скрываются банальности, вы крайне ошибаетесь. В этой книге серии авторы страница за страницей старательно развенчивают подобное заблуждение, то удивляясь, то споря, но всё время двигаясь вместе с читателями по удивительному миру русских сказок, открывая их новые грани, поворачивая сказки под неожиданным углом, чтобы лучше понять то удивительное явление, которое называется «традиционное миропонимание». Вы полагаете, что сказки суть вымыслы? – Убедитесь в обратном! Вы любите сказки искренней любовью? – Тогда эта книга для вас, ибо вы непременно найдёте в ней нечто совершенно новое для себя.  «Эта книга – не о сказках как таковых. Она о том, частью чего являются сказки. Уже не первый год мы пытаемся осмыслить то, что сохранилось от древнейшего миропонимания наших предков, полагая его заслуживающим не только исследовательского интереса, но неотъемлемой частью восприятия окружающей действительности каждым человеком. Конечно, современная жизнь городского жителя, тем более обитателя мегаполиса, отличается от жизни человека даже XIX века, причём не сильно, а очень сильно. Что уж говорить о жизни людей тысячелетие назад?» — из авторского предисловия.

Ключи к исконному мировоззрению славян. Архетипы мифологического мышления. Эта книга действительно рассказывает о том, как видели мир древние славяне, а отчасти их соседи и родственники по языковой группе, о выражении уклада и мировосприятия в речи устной и письменной, в понятиях, мифах, преданиях, обычаях. О старших и младших, своём и чужом, Верхнем, Среднем и Нижнем мирах. Книга впервые для подобных изданий представлена в виде идеографического словаря, где понятия собраны в разделы по общему смысловому признаку. Это позволяет пользоваться ею и как обычным изданием, и как справочным пособием. Благодаря привлечению большого числа источников, многие слова и понятия раскрывают свои первоначальные значения, ныне во многом утраченные. Адресована широкому кругу читателей.

Трюкач, Лицедей, Игрок. Образ Трикстера в евроазиатском фольклоре. На материале ряда мифов, фольклорных и литературных текстов индоевропейских и азиатских народов в книге рассмотрена роль трикстера. Особое внимание уделено особенностям трикстера как культурного героя при смене социально-культурных эпох и мировоззренческих парадигм. Автор подходит к архетипу трикстера с неожиданной стороны, показывая удивительную значимость этого образа в традиционной культуре и в человеческой душе. Книга рекомендуется в первую очередь студентам, аспирантам, научным работникам специальностей «философия культуры», «этнопсихология», «религиоведение», но будет интересна и всем думающим читателям, заинтересованным в поисках глубинного смысла событий и идей.

Опора Мироздания. Мировое Древо и Скала Времён в традиционной культуре.  Здесь авторы рассматривают два основополагающих понятия традиционной культуры индоевропейцев, пару, известную как Мировое древо и Мировая гора. Авторы сознательно не предлагают готовых решений, но поднимают проблемы, важные именно сегодня. Иначе говоря, перед вами – отчасти экспериментальное издание, одинаково интересное как «физикам», так и «лирикам». Образы Перводрева и Первокамня рассмотрены в контексте как хорошо известных, так и совершенно неожиданных для многих читателей параллелей в области мифологии, психологии, этнопсихологии и современных точных наук. Книга богато иллюстрирована и включает не только теорию, но и своеобразную практику.

Напиток жизни и смерти. Мистерия Мёда и Хмеля. Обычай пить хмельное на праздниках – вредная привычка или память о священнодействии, исполненном глубокого смысла? Уместно ли говорить о «мистерии» Мёда и Хмеля – двух важнейших составных частей обрядовых напитков наших предков и их сородичей? На обширных исторических, мифологических и других источниках авторы подробно рассматривают тему, приходя к неожиданным выводам, которые заставляют пересмотреть многие устоявшиеся представления о мифологии и духовной культуре индоевропейцев, истоках злоупотребления спиртным в России и первоначальном значении обычаев разных народов Евразии. Включены описания способов приготовления традиционных обрядовых напитков. Книга будет интересна широкому кругу читателей.

Время богов и время людей. Основы славянского языческого календаря. Авторы стремились на обширном историческом, этнографическом и естественнонаучном материале рассмотреть восточнославянский языческий календарь через призму традиционного миропонимания в целом. Это даёт возможность, сохраняя научный подход, по-новому осмыслить традиционный годовой круг. Особое внимание уделено пониманию значимости календарных событий для психологического и психофизического состояния современного человека, в первую очередь горожанина. Книга будет интересна широкому кругу читателей.

Боги славянского и русского язычества. Общие представления. Книга обращена к неравнодушным и думающим людям, которые предпочитают постигать истоки славянской и русской культуры с научных позиций. Авторы стремятся не столько предложить готовые ответы на вопросы о том, каковы были языческие боги наших предков, сколько побудить самостоятельно искать эти ответы, то есть размышлять, сравнивать и сопоставлять доступные документальные свидетельства, обращаться к подлинно научным материалам, а не довольствоваться тем, что предлагают ширпотребовские издания, научная ценность которых порою сомнительна. Для широкого круга читателей.

Русское языческое мировоззрение: пространство смыслов. Опыт словаря с пояснениями. Книга представляет первую и единственную в своём роде попытку обобщить на научной основе древнее и современное толкование мировоззренческих понятий русского язычества с учётом их взаимосвязей и соотношения друг с другом. Обращаясь к большому числу источников, авторы раскрывают смысловое наполнение слов, описывающих человека в его взаимоотношениях с миром и людьми. Это позволяет проследить изменения и даже искажения смысла ряда древних понятий во времени, а особенно сегодня.

Курс сравнительной мифологии древних германцев и славян. В книге проводится аналогия между базовыми мифологическими представлениями древних германцев и славян. Особое внимание уделено единству этой Северной Традиции. Рекомендуется студентам, аспирантам, научным работникам по специальностям: философия культуры, этнопсихология, религиоведение.

Лицедей в евроазиатском фольклоре. В книге рассматривается роль трюкача и лицедея на материале некоторых фольклорных и литературных текстов ряда индоевропейских и азиатских народов. Особое внимание уделено особенностям Трикстера как культурного героя при смене социально-культурных эпох и мировоззренческих парадигм. Рекомендуется студентам, аспирантам, научным работникам по специальностям: культурология, философия культуры, этническая психология, религиоведение.

Наследие Арконы.  Роман написан в жанре историко-героической фантастики. Один из героев повествования, наш современник, Игорь Власов вдруг узнает, что он – наследник старинного рода жрецов Велеса, бога мудрости, волшебства, властителя дикой природы, бога Нави.  Волею его Игорь переносится в 1168 год на остров Рюген. Здесь последний оплот северного язычества – город Аркона. Игорю, доверена особая миссия – спасти священные письмена волхвов. Роман основан на подлинных исторических событиях – взятие города Арконы датскими войсками и разрушение ими балтийских Дельф – храма Свентовита. Действие разворачивается на фоне крестового похода в земли западных славян, их трагической борьбы против иноземных захватчиков. Согнется ли древняя культура пред этой бедой? Уцелеют ли последние герои Арконы?  Об этом повествует вторая часть романа. (Здесь приведена авторская аннотация. Попсовая издательская не соответствует основному замыслу книги. При описании Арконы не стоит искать и полного исторического соответствия более прозаическим реальным событиям. Вещь ранняя и весьма сырая в плане языка, роман создан в 1996 году).

Боги славян. Язычество. Традиция. В книге приводятся обширные сведения о «славянских» богах. Подробно рассмотрена космогония древних славян и её связи с другими мировыми космогониями, в частности, с индоевропейской. Прослежено взаимовлияние славянской языческой традиции и христианства. Книга написана популярно, увлекательно, содержит много редких иллюстраций, и несомненно, представляла интерес на тот момент как для специалистов, так и для широкого круга читателей. * НО! Спустя столько лет многие взгляды авторов — с момента выхода этого научно-популярного изложения — претерпели весьма и весьма сильные изменения с учётом их знакомства с более широким кругом источников и первоисточников! Потому издание это ныне, 15 лет спустя, скорее артефакт истории, чем работа, которую мы могли бы рекомендовать к ознакомлению. Разве лишь с той целью, чтобы убедиться: «Всё течёт — всё меняется! Никто не обещал не умнеть!»

ЗНАМЕНИЯ КАК СИМВОЛЫ ГРЯДУЩИХ СОБЫТИЙ

В этом небольшом фрагменте из нашей новой книги, посвящённой символам в славянской Традиции, конечно, «нельзя объять необъятного», но мы надеемся, чтоhref="/оддельный интерес если не к авторским построениям, то хотя бы к тому языку, на котором с человеком говорят предки, духи, боги и богини, сама Природа. Знаки, с помощью которых Высшие силы, а также боги и богини издревле обращаются к смертным, называют знамениями. Такие послания свыше можно было и испросить. Это было в обычае у людей древности. Они верили, что боги непременно дадут подсказку.

Пожалуй, самое знаменитое знамение, запечатлённое в мировой литературе! Перед походом на Трою по совету прорицателя Калхаса сошлись греческие вожди под могучим явором к алтарям, свершая жертвоприношения и моля о благополучном плавании. Вдруг из-под корней древа, там, где бил ключ, выполз кровавый дракон. Он взвился по явору до гнезда в кроне и поглотил восемь птенцов, что там сидели, их мать, но сам обратился в камень. Безмолвные и устрашённые греки дивились чуду, но к ним обратился вещий Калхас:

«Знаменьем сим проявил нам событие Зевс промыслитель,

Позднее, поздний конец, но которого слава бессмертна!

Сколько пернатых птенцов поглотил дракон сей кровавый

(Восемь их было в гнезде и девятая матерь пернатых),

Столько, ахейцы, годов воевать мы под Троею будем;

Но в десятый разрушим обширную стогнами Трою.»

(«Илиада», II, пер. Н.И. Гнедича)

Отношение к испрошенным знамениям было трепетным, а само обращение к богам — священнодействием. Лишь глупец или смельчак могли бы наплевательски отнестись к божьему знаку. Впрочем, у того же Гомера даже герои иногда весьма скептически настроены к знакам, о которых они не просили, но которые были явлены в «неподходящий момент», и потому не обязательно следуют божественным посланиям.

Некоторые «знамhref="/ны нами ранее в новой книге «Круг времён древних славян» (Вече, 2017), но там речь шла скорее о приметах, которые также являются своего рода знаками, только природными и астрономическими. Отсылаем заинтересованного читателя к этому изданию.

«Нам известно, что вера, будто светила, растения и животные — как бы предчувствуют события, была широко распространена в древней Руси. Под 1236 годом в Лаврентьевской летописи записано: “Бысть знамение в солнци месяца августа в 3 в неделю по обедех: бысть видети всем аки месяц четыре дни”. В эту же осень, сообщает летописец, появились безбожные татары, вторглись в болгарскую землю, взяли “славный Великий город болгарский”, перебили всё население, разграбили и сожгли город.

Рассказы о таких знамениях часто встречаются в древнерусской литературе. Они есть в “Слове о полку Игореве”, в летописи, в житийной литературе…» (Пропп В.Я. Русский героический эпос. М., 1958, с. 305).

Мы до сих пор часто сталкиваемся с суевериями, восходящими к древнейшей мифологии. Так, птица, влетевшая в дом — к смерти, хотя сегодня редко кто понимает, почему, забыв, что птица воспринимается переносчиком души в навий мир…

Измаил Срезневский, проанализировав древнерусские источники, в своём широко известном словаре привёл множество смыслов слова «знамение» в зависимости от контекста (Срезневский, 1893, т. I, ч. 2, столб. 988–989). Например: «signum, знакъ, указанiе», «изображенiе», «явленie», «предзнаменованie», «чудо», «доказательство», «свидетельствование», «отмета», «печать». Если обратиться к античным и средневековым источникам, эти же смысловые значения подтверждаются и для прочих родственных русскому народов Европы.

В «Хронике» Козьмы Пражского (XII в.) говорится, что Либуше — дочь и помощница основателя Кракова Крака, ставшая после смерти отца и судьёй, и вождём племени избрала князем пахаря Пшемысла и предсказала основание Златой Праги. При этом избрание князя осуществилось на основе божественной воли: во время священного гадания к пахарю Пшемыслу сам подошёл белый конь с княжеским одеянием в седле.  Божьим знаком, то есть знамением, у балтийских славян считалась, возможно, и особенная поступь священных коней Свентовита и Триглава. Только если скакун бога Свентовита, переступающий через копья, был белой масти, то совершающий те же действия конь Триглава — вороной. О первом свидетельствует Саксон Грамматик (История Дании, XIV, 1168 г.), а о втором сообщают Герборд (Житие епископа Оттона, II, 32, 1121 г.) и т.н. Прифлингенский Монах (Житие Оттона, II, 11, 1124 г.). Можно вспомнить и о явлении чудовищного вепря из озера близ храма Радегаста, как предвестие страшной опасности. О том поведал Титмар Мерзебургский (Хроника, II, 24, 1018 г.).

В «Прусской Хронике» Симона Грунау рассказывается, как король пруссов Видевут держал совет перед военным походом:

«Тогда приказал Брутен, криве-кривайто (верховный жрец), собрать всех благородных на празднике их богов в Рикойто, и они пришли все. Тут случилось так, что произошла могучая буря с громами и молниями, в которой они увидели мощь Перкуна с небес. Брутен посчитал это знамением для них и сказал, что воля богов такова: все они, снарядившись, должны выступить против Антонеса (один из вождей аваров и роксолан) и его народа, и нарек священной кровь служителей их богов, которые будут их сопровождать. И закончились возлияния меда, и выступил (вождь), и взял своих (воинов), и разбит был Антонес, и низвергнут с Чинбехом, королем из Роксолании. <…> Сын Антонеса Чанвиг спасся и прибыл к Брутену и Видевуту, и поклонился их богам, и просил мира, и после своей просьбы пожелал принести богам жертвы, и они ему вняли. Тогда загнал он в чистом поле белую лошадь до смерти и сжег её. Отсюда пошел обычай: никто в стране [пруссов] не мог ездить на белой лошади, и держали её только для богов».

В «Саге о Магнусе Слепом и Харальде Гили» (пер. М.И. Стеблин-Каменского) имеются свидетельства о том, что именно принималось за знамения древними германцами:

« IX. Спустя пять лет после кончины Сигурда-конунга в Конунгахелле были великие знамения. <…> В ночь на воскресенье после пасхальной недели в Конунгхелле по улицам всего города пронесся ужасающий гул, как будто конунг ехал со всей своей дружиной, и собаки так ярились, что их нельзя было удержать дома. А когда они вырывались на улицу, то становились бешеными и кусали всех, кто им попадался, людей и скот. И все, кого они кусали или забрызгивали кровью, тоже бесились, и все беременные выкидывали и бесились.

Такие зловещие знаменья являлись почти каждую ночь от пасхи до вознесения. Люди были очень напуганы этим чудом, и многие уехали, продав свои дворы, в окрестные местности или в другие торговые города. Наибольшее значение придавали всему этому те, кто были наиболее мудрыми. Они боялись, что всё это, как и оказалось впоследствии, предвещает великие бедствия в будущем <…>  X. Тринадцать торговых кораблей отправились из города в Бьёргюн, и одиннадцать из них погибли с людьми и грузом и всем, что на них было, а двенадцатый тоже потерпел крушение, но люди спаслись, хотя добро погибло <…>. Эйрик конунг датчан и Эцур архиепископ послали гонцов в Конунгахеллу. Они предупреждали об опасности, грозящей городу, и сообщали, что венды приближаются с большой ратью и нападают повсюду на крещеный люд, и всегда одерживают победу. А горожане мало беспокоились о своей безопасности и тем меньше думали о ней, чем больше времени протекло после зловещих знамений…» (Стурлусон С. Круг Земной. М., 1980).

В «Речах Регина» из «Старшей Эдды» мы обнаружим, что богам, как и людям, посылаются знамения, у них тоже есть свои приметы. Впрочем, это может объясняться и эвгемеричностью богов в понимании древних скандинавов.

«Много есть добрых,

знать бы их только,

знамений в битве;

спутник прекрасный

сумрачныйhref="/

для древа меча.

Вторая примета:

если ты вышел,

в путь собираясь, —

увидеть двоих

на дороге стоящих

воинов славных.

Есть и третья:

если услышишь

волчий вой,

если увидишь

воинов раньше,

чем будешь замечен.

Никто из бойцов

сражаться не должен,

лицо обратив

к закатному солнцу;

те победят,

чьи очи зорки,

кто в сходке мечей

строится клином.

Если споткнешься

перед сраженьем —

примета плохая:

дисы коварные

рядом стали. —

раненым будешь»

(«Речи Регина», 19–24, пер. А.И. Корсуна).

Запад считался несчастливой стороной, а восток — счастливой, поскольку закат солнца символизирует закат жизненных сил.

Знамение это знак особенно сильный, отличающийся от обычного; звук, цвет, свет и прочее удивительное, превосходящее привычный опыт явление. У ведающего божественную символику он вызывает чёткое понимание, что «это жжжж — неспроста!»:

«…Оспак был язычником и необыкновенно умным человеком. Он поставил свои корабли в проливе, а Бродир — подальше в море. Бродир был раньше христианином и диаконом, но отошел от веры, стал предателем Бога, начал приносить языческие жертвы и был необычайно сведущ в колдовстве. У него были доспехи, которые не брало железо. Он был высок ростом и силен, и у него были такие длинные волосы, что он их закладывал за пояс. Они были черного цвета.

CLVI. Однажды ночью над Бродиром и его людьми раздался страшный грохот, так что все проснулись, вскочили и оделись. Шел кипящий кровавый дождь. Они прикрылись щитами, но всё же многие получили ожоги. Это чудо длилось до утра. На каждом корабле погибло по человеку. После этого они проспали весь день.

На следующую ночь снова раздался грохот, и все снова вскочили. Тут мечи выскочили из ножен, а секиры и копья взлетели в воздух и начали сражаться. Оружие с такой силой нападало на людей, что им пришлось прикрываться щитами, и всё же многие были ранены, и на каждом корабле погибло по человеку. Это чудо продолжалось до утра. После этого они снова проспали весь день.

На третью ночь опять раздался такой же грохот. На них налетело воронье, и казалось, что клювы и когти у птиц железные. Вороны бросались на них с такой силой, что им пришлось защищаться мечами и прикрываться щитами. Это продолжалось до утра. И снова погибло по человеку на каждом корабле. [Далее Бродир обращается за толкованием к своему мудрому побратиму Оспаку  — Авт.]. Оспак сказал:

— Когда на вас падал кровавый дождь, то это означало, что вы прольете много крови, своей и чужой. Когда раздался страшный грохот, то это был грохот, слышный во всем мире, и он означал, что вы все скоро погибнете. Когда на вас набросилось оружие, то это предвещало скорую битву. И когда на вас накинулись вороны, то это были те враги, которым вы доверились и которые утащат вас в ад на муки…» (Сага о Ньяле. Пер. В.П. Берковой, см.: Исландские саги. Т. II. М., 1956).

В принципе, обычный человек прошлого не был семи пядей во лбу, но знаки судеб он читал много лучше нынешних экстрасенсов и далеко не по каждому поводу обращался к вёльве за их расшифровкой. Например:

«…Взял Рерир большую добычу и жену такую, чтоб была ему под стать. И вот живут они вместе долгое время, и нет у них ни детей ни наследников. Это показалось им за беду, и просят они богов с великим рвением, чтобы родилось у них дитя. И вот говорят, что Фригг услыхала их мольбу и Один тоже, о чем они просили; он недолго думает и зовет свою валькирию, дочку Хримнира-ётуна, и дает в руки ей яблоко и велит отнести к конунгу. Она взяла яблоко то, надела на себя воронье платье и полетела, пока не прибыла туда, где конунг тот сидел на кургане. Она уронила яблоко конунгу на колени. Он схватил то яблоко и догадался, к чему оно. Идет он тогда домой к своей дружине, и вошел к королеве и поел от того яблока… Надо теперь сказать, что королева вскоре затяжелела…» (Сага о Вёлсунгах, I, 2, см. Корни Иггдрасиля. М., 1997).

А что бы сделали вы, если бы ворона вам яблоко на колени уронила? Чертыхнулись!

В русском фольклоре далеко за примерами тоже ходить не надо:

«Какъ и нынче доброму молодцу

Малымъ-то мало спалось, много во снѣ видѣлось:

“Будто конь мой вороной разыгрался подо мной,

Разыгрался, расплясался подъ удалымъ молодцомъ

Совалилась кунья шапочка съ моей буйной головы,

Оторвался лукъ съ колчаномъ съ моей правой стороны.

Всѣ мелкія стрѣлочки посыпалися,

Въ сыру онѣ землю повтыкалися».

За разгадкой предзнаменований молодец обращается к несведущим побрательничкам.

«…Услыхала родна матушка изъ высока терема:

“Охъ ты, чадо, мое чадо, чадо милое мое!

Вотъ я тебѣ, чадо, этотъ сонъ раскажу:

Какъ тебѣ-то, мое чадо, да на слушбицу итить:

Да на службицѣ, чадо тебѣ убитому быть,

Вороному твоему коню быть подстрѣлену,

Молодой твоей женѣ быть удовушкою,

Малымъ дѣтушкамъ твоимъ сиротинушками”»

(Савельев А. Сборник Донских народных песен, IV, СПб., 1866, с. 144).

«С точки зрения человека смерть можно объяснить естественными причинами: несчастными случаями, болезнями и т. д., одни смерти ожиданны, другие “безвременны”. Но с точки зрения мифа любая смерть неестественна и не бывает ни “безвременной”, ни случайной. Смерти предопределены, и случайные их причины суть лишь орудия изначально заданной судьбы. Сколь ни “случайна” смерть, ей всегда предшествуют знамения. Яблоня вдруг расцветает в неположенное время, курица кричит петухом, собака воет всю ночь. Кто-то вдруг увидел в темноте погребальную свечу или призрачную погребальную процессию либо видел вещий сон или почувствовал непонятную тревогу. Эти предзнаменования подчеркивают мрачность и таинственность смерти, усиливают её значимость.» (Рис А., Рис Б. Наследие кельтов. Древняя традиция в Ирландии и Уэльсе. М., 1999).

Знамения не всегда однозначны с точки зрения толкующих их смертных. И горе тем, кто неверно прочтёт знаки небожителей, а то и Силы, стоящей даже над Ними!

Заглянув во вторую песнь «Одиссеи», мы как раз найдём такой случай. Телемах и бесчинствующие на Итаке женихи, которым сын Одиссея грозит карой богов, наблюдают знамение, коему дают два противоположных толкования (пер. В.А. Жуковского):

«Так говорил Телемах. И внезапно Зевес Громовержец

Свыше к нему двух орлов ниспослал от горы каменистой;

Оба сначала, как будто несомые ветром, летели

Рядом они, широко распустивши огромные крылья;

Но, налетев на средину собрания, полного шумом,

Начали быстро кружить с непрестанными взмахами крыльев;

Очи их, сверху на головы глядя, сверкали бедою;

Сами потом, расцарапав друг другу и груди и шеи,

Вправо умчались они, пролетев над собраньем и градом.

Все, изумленные, птиц провожали глазами, и каждый

Думал о том, что явление их предвещало в грядущем».

Один из многоопытных старцев, гадающий по полёту птиц, и ранее уже предсказавший Одиссею скитания, утверждает, что тот вот-вот вернётся домой и станет орудием возмездия богов и самого Зевса. Ему возражают, что «в небе много летающих птиц, и не все они роковые», а Одиссей давно погиб. Но предсказатель не ошибся.

Не ошибается и Елена, жена Менелая, которая в  толкует знамение, случившееся на глазах её и мужа, а также Телемаха, прибывшего узнать о судьбе отца от его соратника («Одиссея», XV):

«Менелай вышел из дворца с кубком вина, призвав богов, совершил возлияние… Когда же Телемах вошел в колесницу и взял уже в руки вожжи, вдруг взвился над дворцом орел, несший в когтях гуся. Слуги Менелая с криком бежали за  орлом.  Но  он взмыл кверху и скрылся вправо от дворца. Все поняли, что это знамение богов, а  Телемах просил Менелая объяснить знамение. Задумался царь Спарты. За него ответила прекрасная Елена:— Выслушайте то, что скажу я вам! Это внушили  мне  боги-олимпийцы.  Как похитил  орел  гуся  и растерзал его, так и Одиссей, вернувшись домой, убьет женихов. Может быть, даже вернулся он и замышляет уже гибель женихам» (Кун Н.А. Легенды и мифы Древней Греции, М., 1948).

Одиссей возвращается в свой осквернённый дом, чтобы наказать обидчиков:

«Дрогнуло сердце в груди женихов, и в лице изменились

Все — тут ужасно Зевес загремел с вышины, подавая

Знак; и живое веселие в грудь Одиссея проникло:

В громе Зевесовом он предвещанье благое услышал.

Быструю взял он стрелу, на столе от него недалеко

Вольно лежавшую; прочие ж заперты в тесном колчане

Были — но скоро их шум женихам надлежало услышать…»

(«Одиссея», XXI, пер. В.А. Жуковского).

Гадания по раскатам грома и вспышкам молний относятся, по меньшей мере, к временам античным, если не ещё более древним, и известны у многих индоевропейских народов. Из античных и раннесредневековых византийских сочинений распознавание этих знамений (уже в переработанном виде) перекочевало к южным славянам. Затем, в более поздние века, оно попало на Русь в виде так называемых «отречённых» книг. (Титов В.В. Ложные и отреченные книги славянской и русской старины: Тексты-первоисточники XV–XVIII вв. М., 1999). Насколько содержимое их и эзотерические толкования соответствовали древнейшим воззрениям восточных славян на ту же тему, сказать трудно. Но широкая популярность таких запрещённых церковью сочинений свидетельствовала о бытовании в народе веры в небесные знамения и в глубоком прошлом.

Гром — язык высшего бога. В.Я. Пропп в уже упомянутой работе «Русский героический эпос» обращает внимание на знамения в русских былинах об Илье Муромце:

«Илья идет ко двору Владимира, под окна его дворца и делает то самое, что делать в Киеве запрещено: он просит милостыню и этим бросает первый вызов Идолищу. Он требует себе милостыню таким громовым голосом, что для слушателя (но не для Идолища) становится ясным, что явился герой…

«От того от каличьего голоса

Небо с землею потрясалися,

Белокаменны палаты пошаталися,

Во палатах столы сколыбалися,

На столах питья-кушанья поплескалися,

За столом князья-бояре все припадали,

Поганое Одолище приужахнулось» (Кир. IV, 22).

В других, вариантах от крика Ильи шатаются дома, падают маковки с церквей. Если для Киева громкий голос Ильи есть знак богатыря, то для Царьграда по этому крику узнается не просто богатырь, а богатырь русский. Идолище говорит:

«Эки у вас на Руси калики голосастые!» (Кир. IV, 22) или

«Ай же вы, горланы русские!» (Рыб. 62; Гильф. 144)»

Иногда трагедия в том и заключается, что герой истории и рад бы прислушаться к зловещим знакам, и он их читает, разумеет, но не может поступить иначе и сойти с пути, уже предначертанного ему этими знаками:

«…путь Кухулина к последнему сражению — самая настоящая “скачка смерти”. Прежде чем он выезжает из ворот Эмайн Махи, целый ряд знамений предупреждает его о неминучей гибели. Оружие падает со стены. Когда он надевает плащ, пряжка выскальзывает из его пальцев, падает и вонзается ему в ногу. Морриган ночью специально ломает его колесницу, чтобы не дать ему выехать из дому. Когда Кухулин пытается запрячь лошадей, Серый из Махи поворачивается к своему хозяину левым боком, а в ответ на упрек (“Не таков был твой обычай, о Серый из Махи, чтоб отвечать зловещим знаком на мой призыв”), роняет кровавые слезы. Когда герой всё же выезжает из ворот, его встречает заклинательница Леборхам и тоже пытается уговорить его вернуться. Тем временем трижды по пятьдесят женщин королевского рода, любившие Кухулина, испускают крики скорби и тоски и ломают руки, потому что понимают они, не суждено их герою вернуться. Далее на своем пути Кухулин заезжает в дом кормилицы, поскольку было у него в обычае заезжать к ней всякий раз, как случалось ему ехать на юг, и всегда были у нее в запасе для него молоко и пиво. Согласно некоторым версиям, на этот раз чаша с молоком, которую подали ему там, превратилась в чашу, полную крови, затем встречаются ему две прекрасные девушки в горе и печали стирают они у брода окровавленную одежду. И одежда эта принадлежит Кухулину. После этого Кухулин встречает трех старух, слепых на левый глаз; старухи сидели вокруг костра и на вертелах из рябиновых прутьев жарили собачье мясо, приправляя его ядом и заклинаниями. Здесь наш герой попал в большое затруднение — на нем лежал гейс [запрет — Авт.], запрещавший есть мясо его тезки, пса, но другой гейс не позволял ему проехать мимо очага, где готовилась пища, не разделив трапезы. Сначала он всё же пытается отклонить приглашение старух отведать их угощение, но когда те упрекают его в презрении к их жалкой пище, он поневоле соглашается и садится к костру. Левой рукой старуха подает ему собачью лопатку, и он начинает есть это мясо, складывая куски его под свое левое бедро. И левая рука его, и левое бедро теряют от этого свою силу <…> Нарушение гейсов — верный знак приближающейся смерти. И напротив, несмотря на обилие опасностей, герой может спастись, если гейсы его останутся ненарушенными. Но обычно, когда смерть близка, герой попадает в такие ситуации, когда у него нет выбора, он с роковой неизбежностью нарушает один за другим все свои гейсы и идет к гибели, подобно тому как с роковой неизбежностью идут к своей гибели греческие герои после того, как отворачиваются от них божественные покровители…» (Рис А., Рис Б. Наследие кельтов… с. 373–375).

Далеко не все авторы древности в эпоху повсеместного бытования языческой веры относились к знамениям как к чему-то ценному. В части самого Гомера это заметил ещё  А.Ф. Лосев, и нашёл примеры двойственности его мировосприятия, если, конечно, считать Гомера реальным историческим лицом, а не авторским коллективом. Наиболее памятно категоричное мнение Гектора:

«Презираю я птиц и о том не забочусь

Вправо ли птицы несутся, к востоку Денницы и солнца,

Или налево пернатые к мрачному западу мчатся…

…Знаменье лучшее всех — за отечество храбро сражаться!»

Читатели наши вольны относиться к знамениям, как им заблагорассудится, а вот Гектор свои дни кончил плохо, не послушавшись «кобников»…

Что в действительности происходило в самом начале русской летописной истории? Какие интриги, великие деяния или злодейства разворачивались в далёком прошлом, сокрытом от нас пеленой времени и толстым слоем рассыпавшихся в прах летописных страниц не дошедших до нас записей? Многочисленные недомолвки, неувязки, подчистки и противоречия в ранних исторических источниках о Руси не являются тайной для историков, но это не делает былое менее запутанным. Автор, строго придерживаясь логики исторических документов и следуя трудам учёных-историков, предлагает свою версию событий, связанных с первыми русскими великими князьями, иногда очевидную, иногда неожиданную.

Гаврилов Д.А., Пивоваров С.А. Олег Вещий — Орвар-Одд. Путь восхождения. М.: Вече, 2018, 288 с. ISBN 978-5-4444-6669-8.  Купить в «Лабиринте»

Эта книга посвящена 1111-й годовщине летописного упоминания похода Руси на Царьград, но, в первую очередь, одной из ключевых и самых загадочных фигур европейской истории конца IX — начала X веков, русскому князю Олегу Вещему. Много ли известно о нём нашему современнику? Опекал сына мифического Рюрика? Убил Аскольда с Диром? Захватил Киев и объявил его своей столицей? «Отмстил неразумным хазарам»? Ходил на судах посуху под парусами? Прибил щит к вратам столицы Византийской империи и распознал отравленную врагами пищу и питьё? Погиб от укуса змеи, возложив ногу на конский череп? Вроде, мы ничего не пропустили? Надо признать: все, кто рано или поздно обращается к жизнеописанию Олега Вещего, будь то историки или литераторы, не могут в большинстве случаев устоять перед сложившимся набором штампов, своего рода архетипом, который подобно высохшему руслу реки жадно впитывает новые воды или — в нашем случае — новые разыскания.

«…При разборе преданий об Олеге мы видим, что в народной памяти представлялся он не столько храбрым воителем, сколько вещим князем, мудрым или хитрым, что, по тогдашним понятиям, значило одно и то же: хитростию Олег овладевает Киевом, ловкими переговорами подчиняет себе без насилий племена, жившие на восточной стороне Днепра; под Царьградом хитростию пугает греков, не дается в обман самому хитрому народу и прозывается от своего народа вещим. В предании он является также и князем-нарядником земли: он располагает дани, строит города; при нем впервые почти все племена, жившие по восточному водному пути, собираются под одно знамя, получают понятие о своем единстве, впервые соединенными силами совершают дальний поход. Таково предание об Олеге, историк не имеет никакого права заподозрить это предание, отвергнуть значение Олега как собирателя племен…» — писал ещё Сергей Михайлович Соловьев в знаменитой «Истории России с древнейших времен» (т. 1, гл. 5).

Авторы постарались изначально уйти от сложившегося и полюбившегося поколениям читателей образа «мудрого старика». Мы обратились к совершенно новым русско-скандинавским параллелям, проявившимся при сопоставлении нескольких разных редакций «Саги об Одде Стреле», «Саги о Хрольве Пешеходе» и некоторых иных саг, с одной стороны, материалов по истории Древней Руси: древнерусских летописцев, а также восточных, византийских и ряда европейских хроник — с другой стороны.

Даже такой яркий антинорманист, как академик Борис Александрович Рыбаков, так или иначе, признавал ценность «Саги об Одде Стреле» в вопросе реконструкции жизни и деятельности Олега и считал оправданным соотнесение Олега Вещего и Орвар-Одда.

Здесь необходимо сразу уточнить, что «Орвар» является прозвищем героя, а имя его Одд. В соответствии с нормами древнеисландского языка «Орвар» есть несклоняемая часть составного «Орвар-Одд», склонению подлежит только имя. В дальнейшем авторы после консультаций с одним из отечественных переводчиков саги Н. Топчий принимают в тексте данный единообразный подход к написанию. Например, Е.А. Рыдзевская, рассматривая вопросы «об устных преданиях в составе древнейшей русской летописи», писала так: «Летописное предание о смерти вещего Олега в Повести временных лет под 912 г. и близкий к нему рассказ исландской саги об Орвар-Одде – одна из скандинавско-русских параллелей, более всего обращавших на себя внимание ученых с тех пор, как был вообще привлечен к исследованию литературный материал, имеющий отношение к варяжскому вопросу» (Рыдзевская, 1978, с. 185—193). В разделе IV указанного издания несколько раз повторяется «Орвар-Одд» в разных склонениях, во всех случаях классик оставляет форму прозвища «Орвар» неизменной.*

В предлагаемой вам книге рассматриваются сведения как о непосредственных предшественниках князя Олега — правителях Киева и Новгорода (Ладоги), так и о ближайших потомках Вещего — его сыновьях Асму(н)де (Олеге Младшем), Игоре Старом и дочери Рагнхильд, а также и о внуках, потому временные рамки охваченного нашим описанием периода раздвигаются с 850-х по 960-е годы. Авторы приходят к доказательному, по их мнению, выводу, что именно Олег Вещий и является основателем мнимой династии «Рюриковичей» и снимают с него вину за гибель Аскольда.

Вместе с тем мы постарались показать, как в летописном образе великого князя Олега переплелись черты двух легендарных исторических деятелей: норвежского бонда Орвар-Одда, избранного за великие деяния конунгом, и приильменского князя Олега Второго. Однако «мурманское» происхождение Одда-Олега едва ли становится, по мнению авторов, весомым аргументом норманистов, чья позиция столь же крайняя, как и у славянофилов. А истина где-то рядом, а, скорее всего, посередине.

Анализируя первоисточники, авторы высказывают предположения о событиях, опущенных древнерусскими летописцами как в годы правления «первого» и «второго» Олегов, так и в годы правления Игоря «Рюриковича» и его наследников.

Приоткрывается завеса тайны над походом Вещего Олега на Царьград, о котором молчат византийские источники. Авторы с фактами на руках объясняют это мнимое молчание на основании анализа русско-болгарских контактов указанного периода, уделяя особое внимание царю Симеону Великому, его дочери Олёне, известной нам как княгиня Ольга, и её детям, князьям Святославу и Улебу.

Несмотря на то, что соавторы знакомы без малого два десятка лет, на страницах книги они не всегда приходят к единому мнению в деталях (во всех случаях это особо оговаривается и аргументируется), предоставляя читателям самостоятельно сделать вывод, кто прав или не прав в этой своеобразной полемике…

Книга даёт неожиданные варианты ответов на тёмные моменты отечественной истории, но авторы вполне отдают себе отчёт, что она порождает и множество дополнительных вопросов. Это нормально для любого научного разыскания, даже в популярном изложении. В меру сил возможные пробелы и неучтённые в данный момент доводы и материалы будут восполнены авторами в последующих переизданиях.

Мы также искренне признательны первой читательнице этой книги Надежде Топчий за полезные обсуждения, уточнения и дополнения по тексту.

C уважением,
Дмитрий Анатольевич Гаврилов
Сергей Александрович Пивоваров

• Примечание от Д.А. Гаврилова: «Пожалуй, это третий случай, когда я расстроен тем, как издана моя книга — в этот раз об Олеге Вещем. 1-ый случай, когда издательство АСТ сляпало из кусков «Инженерной эвристики» и «Турбулентного мышления» контрафакт и, даже не оповещая о том меня и двух других моих соавторов, продавало задним числом это непотребство. И до сих пор торгует, не краснея, несмотря на все проигранные суды. 2-ой — когда издательство «Вече» нарекло меня Денисом Гавриловым, и в качестве Дениса я фигурирую на обложке книги «Священный центр в традиции славян», хотя в сведениях об авторах написано, что всё-таки я — Дмитрий. А то уж думал, что с ума спрыгнул, по меткому выражению Анатолия Вассермана.И вот он 3-ий раз, из-за чего я лично приношу извинения всем читателям и отдельно — Надежде Топчий, которая особо обратила внимание на то, что в нашей рукописи кое-где просторечным образом склоняЛОСЬ скандинавское прозвище Одда — «Орвар». Я не особо надеялся на корректора «Вече», помня о «Денисе Гаврилове», поэтому в предисловии авторов к книге в последнем варианте выверенной рукописи (название рукописи было другим, чем ныне — в книге) выделил этот момент специально для корректора в авторском вступлении. А в примечаниях на стр. 280 издания (Гаврилов Д.А., Пивоваров С.А. Олег Вещий — Орвар-Одд. Путь восхождения. М.: Вече, 2018, 288 с. ISBN 978-5-4444-6669-8) внизу — сноской — сохранилось ещё одно указание на этот момент от авторов. (Там приведена баллада об Орвар-Одде и сказано * «ничто не манит великого Орвара*-Одда…» — склонение прозвища героя — сознательное поэтическое допущение авторов. Точнее «Орвар-Одда»). Это единственное склонение прозвища «Орвар» на страницах окончательного варианта рукописи. И что же вижу я, открывая печатный экземпляр? А то, что вёрстка издания «Олег Вещий — Орвар-Одд. Путь восхождения» производилась издательством не по этой окончательной рукописи, а какому-то предыдущему «файлу», и мало того, что по всему тексту прозвище «Орвар» то склоняется, то не склоняется, а отсутствует около 10 000 знаков (включая недвусмысленное напоминание корректору в предисловии к рукописи). Правда, вставки, где и какие — я знаю, поскольку все они были выделены фоном, лишь очерчивали некоторые моменты и общему смыслу издания их отсутствие не нанесло особого ущерба. Но я в расстроенных чувствах. Да чего говорить, сказать, что я просто расстроен — это не сказать ничего!Прошу прошения у читателей и консультанта, прекрасного переводчика с древнеисландского — Надежды Топчий.Тех же, кто всё-таки решил потратить две сотни рублей не на пару банок пива, и кого такие лингвистические тонкости не смущают, я хотел бы порадовать тем, что в книге они найдут всё-таки много нового и неожиданного для себя».

В этой работе мы пересмотрели многие подходы, с которыми читатели могли встречать в наших предыдущих публикациях на эту тему, а также исправили ряд существенных ошибок. Были привлечены новые источники, в том числе труды зарубежных славистов, ранее недоступные и не существующие в русских переводах.

Нам пришлось существенно уточнить и отчасти скорректировать собственно подход к календарю, его смыслу и основаниям.

Совершенно понятно, что любой календарь основан на периодически повторяющихся астрономических явлениях. «Изменения в движении солнца, смена времён года определяют характер трудовой деятельности» (Георгиева, 1993, с. 20). Но это понимание — понимание современного человека, знакомого с достижениями естественных наук. Члены древних обществ (за редким, возможно, исключением) мыслили совершенно иначе. Их восприятие основывалось на мифологических подходах ко времени и к реальности, которую они могли видеть вокруг себя. Человек устроен так, что ему необходимо находить всему видимому объяснения, которые в прошлом, естественно, опирались на те же мифологические подходы и воззрения.

Но и мифы способны объединяться в систему, даже если они кажутся сегодня внутренне противоречивыми, а один сюжет исключает другой. Дохристианский календарь, как мы полагаем, также существовал как некая целостная система. В этом смысле совершенно права С.М. Толстая, говоря, что «…структура и “семантика” традиционного народного календаря, но и в значительной степени его терминология достаточно далеко отстоят от соответствующих канонических форм, демонстрируя синкретизм христианского и языческого элементов, народного (местного) и книжного слоев в традиционной культуре и любопытные способы языковой и культурной адаптации в народном обиходе терминов и понятий христианского календаря. Речь идет не столько о выборе каждой местной традицией почитаемых или “опасных” дней из общего канонического набора календарно отмеченных дат, сколько об их специфическом мифологическом и ритуальном осмыслении, получающем отражение в соответствующей календарной терминологии» (Толстая, 2005, с. 17).

Таким образом, мы задались поисками следов такой системы, насколько она вообще может быть восстановлена на основе доступных сегодня сведений. Проблема неполноты источников по славянской мифологии представляет собою в этом смысле только часть сложностей. Календарь складывается на основе опыта многолетних наблюдений за астрономическими объектами и окружающим миром, поскольку для построения цепочек взаимосвязей, пусть даже по простейшему принципу «взошла красная звезда над той горой — через неделю прилетят птицы», требуется не один год отслеживания подобной закономерности или способность к достаточно серьёзному пониманию законов движения небесных тел, пусть понятых лишь на основе простейших методов.

Сложнее с объяснением, которое неминуемо, как мы полагаем, должно было возникнуть, пусть даже в самом простом виде. Дошедшие до нас народные календари не позволяют воссоздать целостный миф, доступна лишь реконструкция его фрагментов. Отчасти здесь может помочь сравнительный анализ, сопоставление соответствующих астрономических и астральных мифов родственных народов и народов не родственных, но долгое время соседствующих. Но и здесь имеются свои подводные камни, поскольку постоянно возникает соблазн прямого замещения или восполнения недостающих фрагментов мифа, если удаётся найти более полные аналоги. А это тоже недопустимо, ведь мифология родственных народов не одинакова. Всё это мы постарались учесть в ходе написания работы.

Первая часть книги посвящена обобщению образа времени в мифологии, некоторым сведения из истории календаря и её изучения, а также календарям и астрономическим представлениям народов Западной и Восточной Европы, живущим по соседству с славянами. Вторая часть представляет обзор собственно славянских воззренияй. По мере сил мы обратились не только к восточноевропейской археологии и этнографии, но и к археологии и этнографии западных и южных славян. Завершающая, третья часть книги содержит описание тех фрагментов астрономических и календарных мифов, которые нам удалось восстановить.
Мы сознательно старались не превратить текст в очередной вариант популярного народного календаря-месяцеслова. Таковых достаточно и они вполне доступны любому заинтересованному читателю. Гораздо более важным мы посчитали использовать менее известные материалы и обращать внимание на проблемные вопросы и многочисленные сложности в рамках рассматриваемой темы.
Предлагаемые нами реконструкции следует рассматривать только как гипотезы, они не являются чем-то окончательным и однозначно достоверным.

Из вступления к книге: Гаврилов Дмитрий Анатольевич, Ермаков Станислав Эдуардович. Небесная мифология славян. Круг времён. — М.: Вече, 2018. — 288 с. ISBN 978-5-4444-5720-7

Пространство и время — основы описания мира как в древних культурных традициях, так и, в общем-то, с точки зрения сегодняшних научных представлений. Понятно, почему именно это так. Однако между любыми архаичными и современными картинами мира имеется существенное различие, которое определяется не столько полнотой наших знаний о Вселенной, сколько подходами к получению этих знаний.

Речь, конечно же, идёт о разнице между научной методологией и мифологическим описанием мира. По мере развития первой второе, более древнее и, в общем-то, не отвечающее направлению, в котором движется наша цивилизация, отходит на второй план, хотя и не исчезает совсем. Внимательный наблюдатель заметит множество следов этого подхода в повседневной жизни и, как ни парадоксально, в науке. Но хитропереплетения научных подходов и искренней веры в чудеса нам сейчас не очень интересны, а вот собственно архаичная картина мира как раз интересна весьма. К чему, скажете вы, нам углубляться в древнейшие представления о Вселенной, свойственные людям прошлого? Ведь только экзальтированные маргиналы или не вполне здоровые люди сегодня полагают, будто Земля — плоская, что Солнце — центр Мироздания и т. п.

Действительно. Всё так и есть. Спорить с этим бессмысленно. Солнце — лишь центральное светило довольно небольшой, хотя и симпатичной системы планет, рядовой жёлтый карлик, затерянный на задворках одного из рукавов огромной Галактики. Земля имеет форму даже не шара, а геоида. Нет смысла искать вход в подземное царство вон под тем валуном и ждать, когда побег фасоли дотянется до неба, чтобы залезть туда и притащить чудо-меленку или курицу с арфой…

Нет смысла. Нет смысла? А почему нет?    Разве, выйдя из дома и вырвавшись из приевшегося царства интернета, бензина и асфальта куда-нибудь туда, где природа ещё сохранила свой естественный облик, мы не смотрим вокруг, не вглядываемся в небеса и не переоткрываем всё те же образы, порою неожиданно для себя? В незапамятные поры земля, небо, реки, камни, деревья, животные и птицы — всё это становилось неотъемлемой частью картины мироздания наших далёких предков.

Современный уклад жизни по меркам пройденного человечеством исторического пути появился в лучшем случае вчера, если не нынче к обеду. Знаете, во времена расцвета научно-популярной литературы было модно сравнивать срок существования homo sapiens со временем существования биосферы на нашей планете. Получалось очень наглядно. Но совершенно такое же сравнение можно использовать и применительно к видению окружающей реальности. Если говорить строго, то научные подходы к пониманию мира ещё находятся в процессе становления, тогда как непосредственное образное восприятие мира вошло в речь, культуру, поведенческие нормы и общественные идеи. Более того, именно образами общается с нами и наше бессознательное.    Так что в каком-то смысле неважно, что Мирового древа именно как «суперрастения», которого можно коснуться руками, нет, а межзвёздный эфир — не молочный (слабоалкогольный) напиток. Говоря современным языком, это — удачные, чрезвычайно ёмкие метафоры. И они отнюдь не бесполезны.

При внимательном чтении мифов и размышлении над их возможным смыслом — а покажите хотя бы один миф, появившийся «просто так»! — каждый раз удивительным образом открываешь всё новые и новые смысловые их оттенки. Усилиями множества антропологов, историков и философов вполне наглядно показано, что и речи не может быть о «примитивности» древних воззрений и способов объяснения мира. Уместно, повторимся, вести речь о том, что люди прошлого видели мир иначе… Иначе, чем зашоренные и подёрнутые научно-техническим прогрессом очи читателя начала XXI века.

Прав классик: «По мере развития наук наш мир становится всё менее человечным. Человек ощущает себя изолированным в космосе, поскольку его связи с природой разорваны, а эмоциональное «подсознательное единение» с явлениями природы утеряно. <…> Нет больше связи с природой, нет и той глубоко эмоциональной энергии, возникавшей от этого символического единения» (К.Г. Юнг).    Ещё об одной важной составляющей психологической потребности в мифологических образах мы также неоднократно говорили в наших работах разных лет. Речь идёт о разрыве между тягой к священному и «профанным» укладом современной жизни, метко подмеченной ещё одним выдающимся учёным, М. Элиаде. Этот историк религий даже выделил особый тип человека (не в биологическом, а в социальном смысле) — «человека религиозного», противопоставляемого им современному «человеку историческому». Конечно, критики справедливо замечают, что более уместно вести речи о соединении типов, тем не менее, никто не оспаривает его тезис о том, что «…реальным становится преимущественно сакральное, ибо только сакральное есть в абсолютном смысле, оно действует эффективно, творит и придает вещам долговечность. Бесчисленные жесты освящения — пространства, предметов, людей и т. д. — свидетельствуют об одержимости реальным, о жажде первобытного человека быть» (М. Элиаде).

Таким образом, именно стремление понять, постичь реальность «как она есть» обуславливает появление мифологических сюжетов и представлений. До какой-то степени можно распространить подобное суждение и на современность.

Лозунг «назад, к Природе» в нынешних условиях едва ли возможен, а воплотить эту идею в действительность можно только в виде явного или скрытого бегства от реальности. Так будет продолжаться до тех пор, пока не произойдут некие существенные сдвиги в общественном сознании.

Поскольку человеческое мышление в значительной мере строится на основе архетипов, тем более уместно внимание к мифологии как к их наиболее яркому выражению (в виде типологических образов). Возвращение к Природе — задача скорее мировоззренческая, культурная или психологическая.

Ключами к пониманию и, в некоторых случаях, к реконструкции древнейших мифов, как нам представляется, могут служить особенности мифологического мышления. Дошедшие до нас предания многослойны и могут быть непротиворечиво истолкованы с нескольких точек зрения. Собственно, на этом, в том числе, строится и мифологический символизм. Например, какое-либо древнее образное представление можно понять как описание людьми прошлого одной или нескольких вполне конкретных реалий окружающего мира. (Типичный пример подобного подхода — метеорологическая школа в мифологии.) Одновременно можно трактовать их и как некие сугубо психологические феномены (здесь на ум приходят труды того же К.Г. Юнга или С. Грофа). Вместе с тем миф в силу своей универсальности не является ни тем, ни другим. Или, что столь же справедливо, и тем, и другим, а также ещё чем-то, чего мы до конца не знаем и что невозможно полностью осмыслить в рамках современных исторических или естественнонаучных знаний.

Увы, невзирая на громадное число научных или околонаучных (не говоря уже о псевдонаучных) трудов по мифологии, до сих пор не удалось сформировать некий объединяющий ёмкий и всеохватный подход к тому, какими были мифологические представления восточных славян в дохристианский период — а именно они и будут в первую очередь интересовать нас в этой книге. Впрочем, нельзя забывать, что все славяне — и восточные, и западные, и южные — лишь ветвь древнего и могучего древа индоевропейской культурно-языковой общности, а потому не будем уподобляться слепцам, ощупывающим то хвост, то хобот одного большого слона, а сразу лучше сразу обратим внимание на всего слона целиком. Он ведь есть, его не приметит только слепой, ну разве лишь «упёртый».

Сегодня не только в исторической науке, но и в так называемом массовом сознании распространено суждение о малости дошедших до наших дней следов славянского языческого миропонимания. Но, даже стремясь оставаться на строгих академических позициях, безоговорочно соглашаться с этим утверждением не стоит. Говорить нужно не о малости, но о раздробленности.

В народной культуре к середине XX века не так уж и много осталось того, что мы можем однозначно истолковать как «языческое», да ещё и в неизменном виде сохранившееся со времён, когда восточные славяне не приняли христианство. Очень немного и конкретики, сведенной в некое общее целое. Но несложно убедиться, что восточнославянское язычество не было чем-то окончательно единым, как и «всё язычество» целиком. В этом смысле представляется даже несколько странным постоянное обращение к реформе князя Владимира 980 года, которая, вероятно, отражала попытку создания унифицированной религиозной системы — по большому счёту, достаточно локальной. К ней постоянно обращаются, пытаются связать упомянутых богов с теми или иными археологическими артефактами, но это во всех случаях лишь гипотезы, причём довольно шаткие.

Да, у нас не оказалось своих «Эдд» или «Истории завоевания Ирландии», пусть и переписанных монахами-христианами, не говоря уже о трудах Гесиода, Гомера, орфиков, Овидия и других, собственной «Ригведы» или «Авесты».

Однако сведений для обобщения, сопоставления и восстановления в достаточно целостном виде древнего миропонимания и, следовательно, основ мифологических представлений наших предков всё же не так и мало, как может показаться. Дело за умением и желанием извлечь таковые сведения из многообразных источников и осмыслить их надлежащим образом.    Не стоит ли для начала — на основе сопоставления с тем, что нам известно о природной вере вообще, о ключевых представлениях людей прошлого, о реалиях их жизни — выстроить общую «матрицу», своего рода структурный каркас того, какой могла быть языческая картина мира и религия, и на таком фундаменте создавать собственно реконструкцию? Иначе говоря, вместо привычного метода умозаключений от частного к общему прибегнуть к умозаключению от общего к частному. В этом случае появляется риск чрезмерных и даже неоправданных обобщений, но мы и не рискнём утверждать, что наши реконструкции абсолютны, поскольку прекрасно отдаём себе отчёт в их предположительном характере.    Обсуждение того, сколько горшков, при тех или иных обстоятельствах и как именно следует разбить в обрядовых целях — несомненно, достойное дело. Однако на этом занятии есть смысл сосредотачиваться при условии, что мы знаем, зачем вообще нужно разбивать упомянутые горшки. При всей разнице в обрядности и, видимо, в датах ряда привязанных к календарным датам ритуалам, представление о том, почему так надо делать, было общим, составляя основу древнего обычая…

Как нам представляется, необходимо понять и осмыслить то, как представляет себе мироздание человек, живущий по древним обычаям. Собранные сведения можно и нужно рассматривать пристрастно, выделяя в них поздние наслоения и заимствования. Имея в наличии запас «первооснов», «набор смыслов», мы получим удивительную возможность выстроить, восстановить на получившейся основе и недостающее/утраченное. Нам кажется важным вести разыскания именно в направлении определения упомянутых «ключевых точек». Да, наше понимание многих элементов архаичных культурных пластов вынужденно будет в значительной мере реконструкцией. Но реконструкция реконструкции рознь. Всегда есть надежда, что удастся найти пути и достойно претворить в жизнь задуманное.

А потому давайте не будем растекаться мыслями по мыслену же древу, а отправимся в путешествие по причудливо устроенной и хитро замысленной Вселенной наших предков, которые сумели не только увидеть мир исполненным волшебства и описать его удивительным поэтическим языком, но и донести эти представления до нас, своих потомков.

Из вступления к книге: Ермаков Станислав Эдуардович, Гаврилов Дмитрий Анатольевич. Священный центр в традиции славян. — М.: Вече, 2016. — 336 с. ISBN 978-5-4444-5028-4

Предвиденья отрава —

вот Вещего удел.

Молва разносит славу,

но даже слава — тлен.

«Мед знания не сладок», —

он понял, пригубив,

и одолел остаток:

«А мир несправедлив!»

Чтоб выйти на Дорогу,

пришлось покинуть Лес

и к Вышнему порогу

взобраться до небес.

Смирить огонь сердечный —

волхву холодным быть —

и в самый ад кромешный

за Истиной ходить.

Века — на полках пыльных…

Он ведает итог! —

Что боги не всесильны,

и не всесилен Рок.

Средь звёздной круговерти

эфир неистребим,

а человек бессмертен,

пока меняет мир.

Ещё одна баллада за авторством Ольги Розовой и Дмитрия Гаврилова, посвящённая Олегу Вещему — Одду Стреле.

Богатый, надменный заморский Царьград,

Державный, непуганый, стольный,

В величье смирен, в благочестии свят —

Но в том усомниться позволь нам!

«Хвала тебе, Водчий!» … Ступая на брег,

От века не ведавший воли,

На пройденный путь обернётся Олег:

«Знать, жертвою Велес доволен!»

Отвага и дерзость берут города.

Пусть, ужас внушая священный,

Великая рать устремится туда,

Где высятся крепкие стены,

Пусть дрогнет смятеньем охваченный враг,

Сражённый смекалкою росса!..

Стрибожии внуки поют в парусах,

Проворно вращая колёса.

Ромеи дрожат: грозна поступь лодей,

Молитвы твердят, подвывая,

О плиты напольные пышных церквей

Покорные лбы отбивая,

В богатых поддонах приносят дары,

Под ноги ковры расстилают,

Объятья раскрыв, расточают хвалы

И дружеским именем славят.

Хитрит Византия! И мёд из ковша

Посольского веет цикутой…

Олег усмехнётся и сделает шаг,

Неловко споткнувшись. Как будто.

Вестимо, у подлости нет берегов:

То лестью сочатся, то трусят…

С такими друзьями не надо врагов,

Поэтому выбор за Русью.

Пристала смиренному участь раба,

А трусу — пустая котомка.

Под стать храбрецу — властелина судьба,

И слава в преданьях потомков.

На град покорённый взирать свысока,

Отринув хвалы и проклятья,

И твёрдой рукой припечатать врага

Варяжскою круглой печатью.

Перуновой птице над миром кружить

Во славу грядущей России…

С коварной «Европою» можно дружить,

Но лишь при наличии силы.

Удел пораженцев — не помнить родства,

В дремучем забвенье сокрытом.

Но русская память оставит в веках

Легенду, что крепче гранита.

Восславят пииты великие дни …

Спи, Вещий, в кургане покойно!

Поднимем же чары! Пусть будут сыны

Величия предков достойны!

Заморские страны нас учат уму,

Пророчат лишенья и беды…

Не время ль напомнить теперь кой-кому

Про щит над Царьградом победный?

Изволят и нынче в ромеев играть?

Зубрили историю мало!

Не лучше ль за морем Царьградам лежать?

Лежачих нам бить не пристало.

август 2015 г., р.Яхрома